Все наше

каждый многоугольнее двора и каждый ноль это недомолвка (в скобках) бежать, ноля нет
охота хуже разложения в камуфляже звезд, заразных туфелек, огорчений и новых встреч соленой рыбы напротив оговорок недоразвитых жабр
сердце любого – твое, влага связывает разнузданную проводимость свекольных клеток,
растение пожирает растение
мел стройно гудит
голос что запахи
а верх – практический продолжатель быта – требует новой меди, новых подобий,и если правда что жара порода благодаря летящих луж скрытые в щебете измазаны то расторгнем климат, арестуем безо рта!
говорю мерцающим леопардам миров: смерть есть и недалеко!
перебирая пять лиана серенада иногда отворачиваешься в стекле и другие вместо розетки падают в тлеющем танце
верни нить несчастья!
сзади плавники шуршат несуществующей раковиной
рост к целому относится как нищета опасно или ливень в стаях
миндаль откликается
пропитанные друг-другом тела представляют ответ на забытую задачу про город зайцев

что там про сырость вместо колеса про круг похищения?

тело горба не мыслит ломаясь в надежде
ярко под закопченной тканью легкого – юг, женский зверь

…………………..

вспоминаю тропинки к детской платформе: медуза и другие «ты» – высыхают по мере индустриальных ароматов радио о подземной ладье – жизнь, отцветая, зацепила за веко водоема
свернуть бы избытки!
перейти на питание знаками!

мочатся магниты морей – на дворе слышно как ложка скребет тарелку
относительно же меньшего изнутри солнечного угла скажу: с букета подъездов клякса ползет на северное ребро по разрисованным ступеням вниз яйцо лета уже целиком неправильно
сердцевина ради себя самой
и красные жуки тяжело пылят
люблю шаги или провинциалка зароет в литровой цепки крестики кольца оставшихся десятилетий звезд пустую карусель
видать турбина слов будет извиваться без попрошайничества в такт осязания дверей и слабых ешьте по сторонам глаз
птицы ушей поют: пока князья живой сияя говорю дерева лис тем полощет нож розового полуночи бегать поцелую языком знакомых многоразличий за потемневшие склоняясь и страх и каменная пыль всегда преступления бабочек поджог из нежности сеет косточки крови и непонимания
из них-то и растет правда
голос бензиновых змеек и в камышах образы тоски – такова жизнь материала –
любить копоть пусть раздвоен забот не пью потом в паутине смысла на одну лепестки на другую связки жилы лица
маленькие летательные аппараты взаимно недоступны
дура пела в такт тихим звонкам день ног вагон наполняет она вместо нас пригорода прочитал «Bruxelles»
чих но никто не пожелал хочу лечить небо
там ветер