От Тебя, Тебе, Тобою, Ты –
Распустилась роза Красоты.
Ты одна – простор в одном Троим
Он, Ему, о Нем, Его и Им.

Небрежением моим жестоко смят,
Расправляйся Духов аромат!
Станем ли когда-нибудь близки,
Как близки святые лепестки?

Всюду разная, во всем одна
Восприемлет Слово Тишина.
И с тобою и со мной нежна
Мужа неженатого Жена.

Кто примеривает по-порядку
Шапку-невидимку, плащ-палатку?
В высохшем форватере Клондайка
Кто тайком химичит угадай-ка!

Чья одежда – выцветшие пятна,
А откуда пятна – не понятно,
Разложи, пацан, на пальцах чисто,
Как пятидесятник дадаисту.

Что за привкус оставляет слово
Вычеркнутое, и нет другого,
Воду досуха не истолку.

Прилетай, фазан, моя Жар-птица,
А летать не можешь научиться,
Научись ходить по потолку.

Будущее время нынче это
Яма, ожидание предмета,
Центробежное движенье от
Минуса, и след наоборот.

Будущее – ведьма, или ино-
Верка, настоящее – мужчина.
Прошлое, грядущее хоть абы
были, абы будут – обе бабы.

Будущее состоит из ям,
Ямы каждой вещи там и сям,
Яма – мы и станет was ist das
Абсолютно чуждый вместо нас.

тронувшаяся синева в синеве
сама собою являет две
синевы под ледком едва
чернеет розовая синева

свет выпрыгивает из-за угла

года вода как сажа бела
потопила бы блики но
ворожит радужное пятно

а небеса улыбчивых луж
фото на память если уж
мир снаружи век почти
что океан мечты

прямо на солнце словно глаз
ребенка глядит из-под снега грязь
исповедь природы всех
прошлогодних цветочков смех

маленькие сияния
потеряли меня ни я
ли из венка выпадаю еще
будущее ищу

будущее где ты о том
кусками неба набитым ртом
куда пропало поведай да
сам я пропал куда

нет настоящего прошлого во
веки веков ты же то чего
побоялся бы раньше повсюду
будет будешь буду

двуликая на пути
всея земли и мать и
мачеха тоже вся
цветет человечится бòжится

Уж ангел, чудо в перьях
Чирикает: ты, март,
Не вечный подмастерье,
А мастер Экехард!

Лизнет края конверта –
Нет расстояния
Меж тою, кто теперь ты
И тем, что я – не я.

Мы – тень и тон, а он то
Глядит, как небо от
Зенита к горизонту
Царапнет самолет,

То под шумок расслышит
От хора – лицедей –
До таянья на крыше
Платоновых идей

Того, чей край нигде и
Круженье наавось.
Платоновы идеи
Суть смерзшийся ха0с.

– Послушайте, однажды
Порозовеет ветр,
Найдет другого каждый
Квадратный сантиметр

Всей нежности. Душа, Вы
Скажите, чья и чьи
Так запахи шершавы,
И Так черны ручьи?

– Нам господин несносен,
Раз постоянно на
Огромном свете осень
И только раз весна.

Не одежду надел,
А сумятицу дел.
Не рука в рукава,
А сознанье в слова.
Не животное спит –
А очнувшийся стыд
Тщится выдумать сто
Оснований. За что?

– “Расскажи, не неволь
Отчего всюду боль,
Всюду крест или нет –
исковерканый свет?”

– “Лица это колодцы,
Камень поверху – мы,
Это с солнцем дерется
Радужка Фатимы.
Люди это веночек
Иссиня-золотой
Недоступный для прочих,
А тебе – память той,
От влюбленного Феба
Убегающей, чья
Боль – упавшее небо
На истоках ручья.
След размытый, неточный
Мировой наготы
Кто засыпал источник?
Это ты! Это ты!”

– “Полюблю – cразу прочь
Пропадает, точь в точь
Недостаток вдвойне:
В бесконечности не
Совершенного нет.

Зеленей вечный цвет!
Дикий лавр испокон
Не увянет. Не в бровь –
В сердце бъет Купидон.”

Люди это любовь.

Рассказало сине
Море кораблю
О своей кручине: ”
Я тебя люблю”.

“Море, море сине”, –
Парус отвечал, – ”
Близок берег и не
Далеко причал”.

Волны ходят нa´ брег.
Песнопенье из
Глубины кораблик
Утянуло вниз.

Гибели причина,
Песенка о той
Злой любви – кручине
Льется над водой.

Кто поет о милой
Глубине и от
Неба до могилы
Верует да врет?

Чье-то сердце хочет
Бездны? Чьи-то за
зекралом хохочут
грустные глаза?

Как желаешь шибко
Тешься и еще
если ты ошибка,
это хорошо!

Ведь ошибка – бездны
Уголок прямой.
Ты в нечестьи честный,
демон, демон мой.

Это есть Это.
То есть то.
Хармс

Сознанье это то, а Бытие вот это.
А Правда что? Любая “Правда” – та газета,
Что по ветру кружит, теряя на лету
Неудержавшиеся буквы: эту, ту…

Поди ж перелови букашек – буквы! Аж
Вприпрыжку побежал ходульный персонаж,
Себе в догонку вор орет, мол у вора,
На голове горит бессмыслица. Ура!

Аплодисменты птиц! Крылами машет шутка
В ногах на голове стоящего рассудка
То там, то тут, то снова там как Фигаро!
Мы с ней вдвоем покуда худо и добро
Cтесняясь будто не выскакивают друг
Из друга. Бабочка бумажная вокруг
Огня летит, она дыра заместо вещи.

Так Правда все вокруг да около трепещет.

Кругом… А посреди что, спросишь – не скажу!
Язык чтоб есть, ему передвигать межу
того и этого приходится тем чаще
Чем больше речью пообъеден говорящий.

как напьется немедля пускается во
все нелегкие ты не узнаешь его
а узнаешь не трожь и не побеспокой
тело пахнет рекой да и кто ты такой

и слова не сложились и пляс невпопад
ты видать не тритон полубог-полугад
не чета нереиде не суженый древней
головастик такой же лягушке царевне
коробченок премудрый вдогонку уму
молвит плюх да бултых кто я сам не пойму

может мачта пиратской триеры не то же
что мечта обо мне океана а может
каждый это другие и каждому дан я
задарма как несдержанное обещанье
наказанье за то что с собою на ты
он медузу на солнце тащил из воды

космос это вопрос больше космоса эта
под углом ко всему невозможность ответа
горизонт поперек и атланту не тяжко
но невнятный язык водяного в тельняшке
заплетается как виноград в бороде
да играет игрец на дырявой дуде

 

Клянусь рогами Моисея!
Шагами Змея поклянусь
Я против вечности и все я
Ея личины проклял. Пусть!
Пускай смеется, плачет кто-то
Над жизнью траченой на треть!
Мне заповедана работа
Молчать да за собой смотреть.
Сознанье – вещь. Постигнув это,
Развеять думку будто чад,
Внутри увидеть те предметы,
Которые вокруг молчат.

На всех углах случайной встречи
Из одного рожденных двух
От самого себя далече
Лепечет и хохочет дух:
“Быть человеком это проще,
Чем кто расскажет.
Это вам
Не истину искать наощупь,
А абсолютный тарарам.”
Так, раз казнить нельзя, посмею
Помиловать себя – врага.
Тому свидетель – поступь Змея
И моисеевы рога.