Джесса Криспин (Jessa Crispin),  литературный критик, писательница, феминистка. Родилась в 1978 году в Линкольне, штат Канзас. В 2002 основала литературный интернет-журнал Bookslut. В 2005 году вела обозрение о новинках книжного рынка дляThe Guardian. Публикуется в  Washington Post, Chicago Sun-Times и Toronto Globe and Mail. Ее первая монография „The Dead Ladies Project“ повествует об интеллектуалах начала прошлого века – экспатах и беженцах в Европе. Вторая книга Криспин „The Creative Tarot“, истолковывает арканы Таро с точки зрения феминизма и социальной критики. Широкую полемику вызвала ее последняя работа: „Why I Am Not A Feminist: A Feminist Manifesto“.

Мы сидим в полутемной гостинной глубоко заполночь. На столе – немецкое вино и колода козырей Таро. Я не столько интервьюер, сколько кверент. Делаю запрос, тянем карту. Джесса истолковывает то, что нам ответила колода.

Берлин – Повешенный

• Джесса, что ты делаешь в Берлине?
• Я жила в Берлине с девятого по пятнадцатый годы. Здесь у меня близкие друзья. Выступление в Утрехте, я использовала как повод для того, чтобы взять билет до Берлина, повидаться с близкими людьми, встретиться с новым издателем и понастальгировать. Моя новая книга (Why I Am Not A Feminist: A Feminist Manifesto) будет опубликована по-немецки в сентябре в издательстве Surkamp.
• Что бы ты сказала о берлинских англоязычных литераторах-экспатах?
• Их Берлин другой, чем мой. Другое время, другая версия города. Они приехали в Берлин на вечеринку, а я приезжаю сюда чтобы научиться чему-то. Для меня этот город – ловушка, я захвачена им, как историей, как сюжетом. Здесь со мною просиходит что-то серьезное и быть здесь всегда тяжело. Сообщество экспатов же лишь веселится, утарчивается наркотиками и бухает. В Берлине жить просто, можно бездельничать. Я многократно разочаровывалась в поверхностности и мелочности моих соотечественников.
• В книге „The Dead Ladies Project“ ты написала: „Ты в Берлине, потому что ты чувствуешь себя, как сплошную неудачу“.
• Потому-то я и здесь. Я не могла быть той, кем я хотела, не знала, как ей стать. Потому-то я и приехала сюда впервые, в 2009 году. Именно это чувство!
• Можешь ли назвать маргинальных но важных англоязычных авторов, живущих в Берлине?
• Конечно! Не знаю здесь ли еще Хелен деВитт, но она жила в Берлине. Одна из наиболее интересных американских авторов – наших современников. По-настоящему хорошие писатели не появляются в экспатских тусовках, если только изредка. В Берлине можно встретить сильных, глубоких художников, но сообщество экспатов состоит из людей, как правило, малоинтересных.

Литература – Луна

• Как бы ты охарактеризовала ситуацию в актуальной американской литературе?
• Американская словесность ужасна! Она доминирует в мировой литературе не по-праву. Нарциссическая, буржуазная! Где литература рабочего класса, вообще политическая литература? Повсюду аполитичность, обслуживание среднего класса, индивидуалистическая перспектива. Все это никуда не годится. В истории американской литературы было достаточно квиров, мистиков, коммунистов, сейчас все они забыты. Каждый хочет быть Филиппом Ротом или Хеменгуэем. Никто не хочет быть Эмили Дикинсон, никто не хочет быть Хенри Джеймсом! Все это нагоняет скуку. Я практически не читаю больше американцев.
• Существует ли актуальный литературный андерграунд в Америке?
• Есть дельные авторы, не относящиеся ни к какой тусовке. Мэтт Бернштейн Сикамор, Дафна Готлиб, Кэтрин Давис, Элис Нотли, Джон Э. Боулт.
• Что по-твоему определяет качество литературы?
• Большая часть современных американских текстов сфокусирована на индивиде. Они психологичны, заняты копанием в личности, ее самочувствием. Они не затрагивают устройства общества. Мне такое не интересно. Мне интересно, как Америка функционирует. Например Дафна Готлиб. Она живет в Сан-Франциско и пишет о том, как Сан-Франциско превратился из рая для мистиков в пространство технологических монополий. Если ты не из к хайтек-корпорации, тебе нет места в городе, ты должна убираться! Ее письмо непосредственно связана с историей места. Это интересно! Американцы провозглашают суверенность индивида, его власть над обстоятельствами. Читателю не надо думать о классе, политике, об общественном давлении, только о том, что герой себя чувствует. Так нельзя! Я не хочу огульно ругать Хеменгуэя, но его эра, сороковые, это поворот американской литературы от социального к индивидуальному.

Женское письмо – Папесса

• Охарактеризуй ситуацию женского письма сейчас?
• Многие теряют время, пересказывая мужские истории с женской перспективы. Я прочитала в последние три года несколько новелл, повествующие о том, о чем обычно рассказывают мужчины, например об отношениях стареющего мужика с юной девушкой. Мы посмотрели об этом уже тысячи фильмов. Я понимаю импульс внести правки в запись, но не думаю, что этим можно чего-то добиться. Глупо было бы потратить две ближайшие сотни лет, пересказывая мужские сюжеты нашими голосами, вместо того, чтобы рассказывать собственные истрии. В шестидесятые и семидесятые годы немало писательниц вроде Анжелы Картер занимались этим. Как скучно! Я думаю, они делают это просто потому что легко пересказать чужое, сменив угол зрения. Есть достаточно женщин, пишущих интересно, идущих к корням, но такие авторы, как Маг Уилсон, Лесли Джеймисон, Роксана Гей просто унылы!

Феминизм – Суд

• Ты говорила, что признаки успеха в феминистическом движении те же, что и в патриархальном капитализме. Не похоже ли это на пересказ мужских историй со своей перспективы?
• Именно! Кое-что о феминизме: феминизм должен действовать принципиально другим образом, чем существующие общественные структуры. Капитализм и патриархат создает общество, основанное на дисбалансах власти, конкуренции, алчности. Феминизм должен заниматься созиданием общества принципах. Это структуры кооперации, заботы, социализма если угодно, коммунизма. Если феминистки используют тот же язык, что и капитализм, например, сколько женщины зарабатывают сравнительно с мужчинами, сколько процентов женщин в руководстве университетов и т. п., это показатель не успеха феминизма, а того, насколько женщины успешны при капитализме. Мы должны избавить речь от законов капитализма и его ценностей. Мы должны изменить речь полностью,  создавать новые версии успеха или счастья! Для меня размер заработка не связан со счастьем, чувством безопасности, изолированности либо включенности в общество, действительно важными качествами жизни.
• Что скажешь о лайфстайл-феминизме? В чем он заключается? Чем настоящий феминистский образ жизни отличается от фейкового?
• Ну, слушай правильную музыку, носи правильную майку и читай правильные книжки, неправильные не слушай, не носи и не читай, и ты, типа, уже  феминистка. Очень поверхностно. Если ты фоловишь правильных людей в твиттере, и голосуешь за правильных кандидатов, это не делает тебя феминисткой. Я считаю что настаящая политическая вовлеченность требует изменения жизни. Нельзя быть феминисткой и работать в банке. Твоя версия мира, взгляд на него, участие в нем должны измениться! Нельзя выбирать что тебе нравится или подходит. Это не значит, что ты обязательно должна жить в комунне и делать аборты ради забавы, но нельзя просто жертвовать немного денег и считать, что этого достаточно. Феминистский образ жизни не совместим с капитализмом, комфортом и буржуазностью. Ты посвящаешь себя чему-то, большему, даже если это займет всю жизнь. Просто я верю в посвящение себя чему-то, что больше тебя! Жертвы необходимы, и это важно.
• Вопрос от редакции „Ножа“: культура, заявившая о себе в ходе компании metoo, побуждает женщин (и не только) вспоминать и проблематизировать то, что может быть описано как „домогательство“. Не приведет ли эта практика к  проблематизации любого эротического взаимодействия, то есть, к новому пуританству? Не навязывает ли она роли жертвы людям, не воспринимавших себя ранее как жертву?
• В каждом гетеросексуальном контакте, как правило, существует дисбалланс власти. Об этом стоит помнить и задумываться. Я не считаю, что каждая женщина на земле неприменно жертва мужчин, но каждая женщина имеет право размышлять об истории своих отношений с мужчинами и решать самой, испытала ли она когда-нибудь домогательства. Если она решила, что такой опыт ей знаком, хорошо! Это ее решение! Однако, если ей говорят: „ты должны была когда-либо подвергнуться домогательствам, злоупотреблениям и изнасилованиям“, это непременно превращает мужчину в мудака и насильника. Если у тебя был сложный сексуальный опыт, и сейчас ты желаешь обозначить его, как изнасилование, то ты упрощаешь! Подумай о подтексте такого решения! Говоря, что тебя изнасиловали, ты называешь мужчину насильником. Не стоит не упрощать действительно сложное. Сказать, мол, „ничего плохого не происходило“, или „я была изнасилована“ – в равной мере упрощение. Опасно говорить, как „я была жертвой“, так и „я никогда не была жертвой“. Большинство женщин и мужчин перемещаются в серой зоне между угнетателем и угнетенным. Если ты утверждаешь, что была жертвой в одной ситуации, тебе придется признать, что была палачем в другой. Все это требует мужественной и честной оптики, но мало кто на нее способен. Если я смотрю на свои истории с мужчинами, то должна признать, что плохо обращалась с ними, так же часто, как и мужчины обращались со мною плохо. Я не домогалась, пожалуй, но эмоционально манипулировала и злоупотребляла своими партнерами, так же часто, как сама подвергалась домогательствам, манипуляциям и злоупотреблениям. Если ты начинаешь исследовать эту тему, придется принять ответственность. Ты не всегда хорошая девочка, иногда плохая.

Спиритуальность – Дьявол

• У меня есть теория, об общих чертах, в двух различных духовных традициях: практической Каббале и Вуду. Они относятся ко двум сообществам угнетенных, средневековым евреям и чернокожим в Карибском бассейне и Америке. Некоторые магические традиции обладают субверсивным потенциалом сопротивления. Ты писала о женской спиритуальности, можно ли ее рассматривать, как комплекс субверсивных практик сопротивления?
• Абсолютно! Колдовство всегда были связано с революцией! Большинство участников ирландского восстания 1916 практиковали магические культы. Мад Гон была одним из лидеров восстания, и она состояла в Золотой Заре. Феминистки Первой Волны в Америке Сьюзан Б. Энтони, Виктория Вудхалл были спиритуалистками, духовными медиумами. Существует богатая традиция радикалов и революционеров, вовлечыенных в магию и оккультизм. Я объясняю эту взаимосвязь так: когда ты чувствуешь себя бессильным и не можешь вполне участвовать в жизни мира, магия возвращает тебя в мир, дает тебе ощутить свободу воли, возможность на что-то повлиять, активно присутствовать в собственной жизни. Особенно это характерно для женщин. Ведьмовоство – огромный пласт феминизма второй волны, огромный пласт современного феминизма. Женщины не видят возможности менять мир общепринятым образом, законы политики и общества работают против них, тогда ведьмы уполномачивают себя посредством магических практик. Иррациональность здесь не означает неразумности. Прежде чем менять сознание нужно поменять бессознательное. Сначала надо разобраться с иррациональным, ведь иррациональное предшествует рациональному. Магия, вуду, ритуал, оккультизм действуют на него непосредственно. Такова связь магии и революции. Мы никогда не совершим революцию, если ей не предшествует серьезный интерес к оккультному.

Читатели – Звезда

• Ты можешь обратиться к российским читателям!
• Забавно! Я была в России однажды. Сейчас она снова враг Америки, но для меня это страны – близнецы, так что можно расслабиться. У нас общая судьба, общее безумие, общее вожделение. Это как зеркало. Чтобы понять себя, мы должны внимательно смотреть друг на друга.