ПОВЕЛЕВАЮ ВОЖДЕЛЕТЬ!
Желание берет иницианта за руку и уводит в волшебный лес испытаний. Глаза посвящаемого завязаны. Во время таинственных странствий тело и душа его страдают. Мучает его невидимый провожатый либо кто-то другой? Соотносятся ли страдание и страсть как лицевая сторона и изнанка ковра, узоры которого – тропинки посвятительного лабиринта? Сей лабиринт – поэтический текст, анфилада из восьми залов. Восьмерка – два круга притянувшихся друг-ко-другу, подвергнувшихся взаимному слиянию настолько, что граница между ними почти пропадает, силы, раскручивающие круги, не дающие им ни схлопнуться в точку ни взорваться, перетекают из одного в другой. Совместная смерть и взаимное убийство влюбленных, разрушение целостности, искажение форм, напряжение, слияние сладостное, болезненное. „Купидон принялся досаждать им, пока они не проснулись, а проснувшись, были крайне изумлены, так как думали, что они спали с того часа, когда были обезглавлены.“ Скорлупа разбивается, вылупляется страшный и нежный двуглавый птенец.
Само происхождение поэзии теряется на темном дне древних заклинаний, демонических гимнов. Человеческая психика и доступная ей реальность выстраивается по принципам грамматики и синтаксиса, в этом смысле любая подлинная поэзия, да и любая подлинная речь – магична.
Само название „Безводные Облака“ – отсыл к посланию Святого Апостола Иуды: „Сии суть в любвах ваших сквернители, с вами ядуще, без боязни себе пасуще: облацы безводни, от ветр преносими: древеса есенна, безплодна, дважды умерша, искоренена.“ Филиппика направлена на тех, кто „обращает благодать в повод к распутству“, „мечтателей, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти“. Приведенная Апостолом ссылка на иудейский апокриф „Спор о Моисеевом теле“ говорит нам: „начальствами и высокими властями“ автор называл не земных царей, а архонтов, духовные иерархии. Разнообразные, зачастую не связанные друг с другом группы и школы относились к духовным иерархиям непочтительно, почитали их злыми, лживыми порабощающими человека сущностями. Апологеты ортодоксии назвали их гностиками. Некоторые из гностиков, в частности оппоненты Апостола Иуды практиковали либертинаж.
Назвав сборник „Безводные Облака“ Кроули провозгласил наследование гностической традиции.
Первый цикл – Авгур повествует о зловещих предчуствиях надвигающейся любви и достойной римского предсказателя решимости следовать избранному пути, несмотря на предсказанный ужасный конец. Путь страсти это путь страдания и ступая на него адепт не может расчитывать на помощь ни людей ни богов.
Тропа Любви извилиста, трудна,
И тот, кто жизнью дорожит, не может
Ступать над бездной, где не сыщут дна
Ни взгляд, ни мысль, что путь его
продолжит.
По мнению барочного поэта и оккультного драматурга Андреаса Грифиуса, порочность демона заключена в его страстности. Заклинатель, желающий повлиять на демона, должен пробудить свои страсти. Свойство демона – лживость, и актер „приворяясь“ обыгрывает демона на его территории. Двумя веками ранее ренессансный маг Марсилио Фичино учил, что любовники одержимы страстью („passionibus“), – магической силой. Тогда Эрот это Маг.
Алхимики называют философский Меркурий, обращающий любой металл в серебро, молоком Девы, наш же Алхимик вступил в схватку с Драконом Стыдливости, охраняющим сокровище. Стоило ли пить кровь поверженного Дракона, омыться в ней, как Зигфрид? Для героя его любимая навсегда останется Девой и только рыцарскася верность ей несмотря на любую нечистоту и неверность позволит ему увенчать Великое Деланье успехом.
Позволим себе отступление. Век назад снег был голубее, зимние небеса мягче, кристаллы кокаина имели форму снежинок. Владимир Сварефф – да, да, варево из соловьинных язычков – путешествовал по стране, освященной не солнцем, а позолотой куполов. Дикой стране где жрица может служить, не обнажаясь. Правила тем краем лесбийская пара цариц – Прихоть и Случайность. Контрально цыганки плескалось, в шампанской пене, тяжело было грести против течения. Владимир поднял взгляд от устриц на недоуменное лицо собеседника, ищущее будто в тумане что-то потерянное. Облако над Святилищем. Святая идиотия.
– Как же Вы, злой ребенок, … зачем чудотворную статую Мадонны распотрошили? Послужите всем, покормите сердцем своим любую тварь!
Лицо Блока двоится в золотистых парах шабли, утраивается распадается на бесконечное множество голов. Милосердный Вишну!
Сатурн в Водолее. Вот счастливое божество Золотого Века – меланхоличный Отшельник. Горька чаша черной желчи, однако по Агриппе Неттесгеймскому, тот кто пьет ее владеет всеми тремя свойствами души: воображением, рассудком и умом. Что сравнится с экстазом аскета при встрече с Возлюбленным?
Я так долго ждал и (о счастье!)
Тот, Кому я отдал сердце, — со мной.
Он пришел. Мир пылает страстью
Тишины неземной, внеземной.
Боже мой! Восторг — как рыданье!
Все сияет в сиянье Его:
Дом мой, сердце мое, мирозданье…
Все — Любовь,
в Ней — бессмертный Огонь.
И в Огне том душа приумножит
Самоцветы незримых миров.
Я — в объятьях Любви — и (о Боже!)
Мне не счесть Ее чистых даров.
Какова в колдовском снадобъе пропорция страсти и хитрости? Наш Тавматург находит ее, иссушая слезы возлюбленной. Произошло чудо, именно так влюбленное сердце воспримет взаимность, пусть рассудок и знает все о вольтах, двойных подъемах, французских сбросах и передержках! Что же до Черной Мессы, то тело в ней – тело, а кровь – кровь, не плоть под видом хлеба, не хлеб под видом плоти, не вино под видом крови, не кровь под видом вина. Здесь ересь – честнее и последовательнее христианской ортодоксии. Что толку говорить о БДСМ-практиках, о мистерии жертвы, если сами слова не одержимые дикими божествами, если они рвут себя на части? Либо слова обездвижены, немы „как агнец перед стрегущим его“, ожидающие боли, страшась, вожделея. Их производит желание разорвать любые ограничения, нарушить собственные границы, бежать из тюрьбы целостности и целесообразности, стать солнцем, тратящим себя без нужды. О, Пеликан, твой клюв опущен в реторту, твой философский камень распадается в кипящем свинце, дабы обратить свинец в золото!
Двое – всегда против всех остальных. Прошедший испытания Адепт достигает собственной целостности в разорванности. Место одиночества Отшельника заняла Единственность, беспросветная, тотальная. Место человеческих страстей – расчеловечивание. Не Бог был принесен в жерву, а подобие Божие, уступив место бесподобности. Сульфур страсти сливается с Меркурием обмана, неверности. Ах, не сера и ртуть, а золото и серебро образуют новую Соль, тревожно-болезненного гермафродита! Правой рукой гермафродит подымает чашу с ядом, левой – змея. Чем же живет потерявший себя? Внутренне пустой, подобный дуплистому дереву Вампир ищет источник жизненных сил в предмете своей страсти, пожирает его, так и убивая до конца, ведь и возлюбленная его – вамп. Но что же кроме демонической страсти дало бы Адепту силы для нечеловеческой работы – разрушения своей профанной личности, раскрытия подлинной воли?
Процесс растления достигает точки невозврата. Ткань распадается. Инициация это смерть, любовники измучили друг-друга, истощили душу, плоть. Страсть, та что поддерживала жизнь, ослабевает, телесная оболочка слабеет, оседает, но воли достаточно для завершения всего, ритуального самоубийства. Иницианты обретают покой, уходят на Острова Блаженных, цветущие луга забытья, покидат нас…
Перед нами не гримуар, не сборник ритуалов, а изящные стихи, куртуазных тексты о страсти и смерти. Да сопроводит эта книга веселые пиры! Да заколышется тихо у ароматного изголовья в такт нежным ритмам! Да послужат эти стихи в Ваших устах соблазнению предмета Вашей страсти, любезный читатель!