быть мной – есть стеклянный бой
а в г у с т губам по вкусу
губит событие собой
с тобою не убоюсь труса
сам землетрясение страх дождь
целующий меня целует нож
лепестки или кровоподтеки
разъяты и одиноки
таков порядок сначалa боль потом
наслаждение фигуры ребром
человека он тюрьма света ты сама
ом кринг каликайе намаh
дерево говорит о достраивании равного темные
диалекты воды о движении это речь о речи эпос
самоедов одиссей правнук гермеса правит
ладью между утесами оледененья и высыханья
олень на одном на другом леопард резвятся
в ручьях волшебная радуга над потоком застит
небеса страшно открыть глаза наша пыльца
на ворсинках чешуекрылого – души умершей – сладка
сладость слабость тел извив к тяжелому
сердцу земли падение – помнишь чего не было? –
призраки живут всегда иначе грамматика
mutatis mutandis меняется с каждой буквой
наше ртутное дитя питается болью
ослепительное „да“ бесстрашие на дне твоих глаз
время визг расстояния в звуке
белые туфли брюки любовная роза
нежность ветвится дерево бесстыдно
оплетено геометрическим паразитом
– хорошо – склейки и прячет выходы
кроличья нора пещера Али Бабы
помнишь ночь помнишь первое что
помнишь или непоследовательность
непоследовательности араб прогуливается
меж колонн – вот гермес – телегу разграбили
арабы истина ни едина ни двойствена а
зыбь зов sog цифр пустыни а я
реконструкция волны из корпускул реконструкция
самоповторяющихся элементов барочного вихря по
циркуляру из москвы новая европейская красота
есть вечное возвращение равного
карета оставляет полосу конской мочи
на брусчатке не заезжий циркач (белый
кролик из черной шляпы бытие
из пустоты) реставратор наш демиург
мы маленькие люди мы живем
в музее музей утроба колониальной метрополии
под рассеяным освещением порно когда
смотритель щелкает выключателем тени выходят из тени
сливаясь в неразличимом мы кричим
„депортация! депортация! депортация! депортация! депортация!“
голосов миллион
птицы или трамвая
цвет – марала белье
моя перьевая
то есть черный ему
не проснуться – присниться
на подножном корму
зимняя птица
посидеть на меже
по снегу побегать
только в жизни уже
не бывает и снега
только запах железной
дороги и сажи
это ложь в феврале
нет и запаха даже
прикосновения природы
и орды грозного царя
перемывали слой породы
за оборот календаря
и только наш язык, целуя
недостижимые слова,
как разрушенье, алилуйя
преследовал свои права
вязал черемуху, черешня
черешня вечная цвела
нерастворимое конечно
душа меня с ума свела
Continue reading →
асиметрия удерживает рассудок заключенного в равновесии
от двери камеры до правой стены на пол-шага ближе чем
до левой стол табурет укрепленные в полу и ряды шконок
видеонаблюдение сводит дверной глазок на вершине пирамиды
основание которой – поверхность двери со стороны камеры
к чистому знаку всевидящего ока законы грамматики
рассматривает любое высказывание как рапорт протокол допроса
личного обыска явки с повинной разум объявивший режим молчания
досматривает проплывающие образы любой из них докажет
вмененную вину арестант лежит сидит стоит ходит кругами
на нем изумрудная роба такие носят террористы
участники вооруженных банд ни белья своего
ни нательного креста ни книг ни листа бумаги ни ручки
ни сокамерников ни часов да и время само не река
а гладь океана причинности вишну покоится на тысячеглавом
змее без конца и края все уста того что остается нашептывают
сновидцу имена забудь он их что осталось бы кроме
океана но нашептывания змея сладки
заброшенный город на берегу
трех рек где или когда отмечен
голос вовнутрь пропущенный звонок
твои твои повторяют
фразу номер недействителен
волк по следу от пилочки
для ногтей царапины цвета помады
корни неглубоки далее
пористые красновато-пурпурные почвы
бедные серой
каждый хочет увидеть как ты
вытягиваешь зубами нити из швов
это начало различения света и тьмы
отсюда осенняя колея гниющее
золото в черном муравьи ползают
по ногам
что же до зверя из бездны
достаточно ощупать
шерсть вытертую ошейником
VERSUS SATURNIUS
луч пробивается сквозь розовое cтекло
словно игла под ноготь а болгарка поет
на строющейся ветке черны золотые
дети младенец сатурн пан миролюбивый
я отцветший багрянец я рассредточил
тело гниющее под снегом чтоб нанести
неотвратимый удар сглазившее себя
солнце размазывает тени это зима
говорили деревья на чертовой горе
не гуляй в красном платье но кто остановит
реку истоки ее тело как забытье
молочная пена кисельные берега
устье острие ножа природа природы то что
соединяет предметы – яд на коже ящериц
то что разъединит – доблесть поглощенность
собой без остатка это и есть остаток
до цветов по асфальту
до свечей под землей
загубленные души не более
сияния недотроги огонь
не жжет цветы тают от
прикосновения
синие реки под кожей ресницы накрашены
человек по смерти человек поскольку
живым гнушался вечностью там
вопросительный знак перевернутый
рыболовный крючок
кровью мостовую умыли и нас
мертвые за руку отвели в умывальню
отвратительно не плачь
не плачь мати
неотразим аромат цветов трупов
свечей транссексуалка в малиновом
бормочет на непонятном
наречии love is stronger
than hate оптимистка
нет ничего слабее любви