Мы сидели на прибрежных камнях, облокотившись на обломок древней
розовой колонны. Бухта Святой Ефимии похожа на полукруг греческого
амфитеатра. Каждый находящийся на берегу видит каждого, и мы, сидя на
отшибе оказываемся в центре панорамы. Нас видят расположившиеся на
набережной рыбаки, официанты, яхтсмены, прихожане маленькой беленой
церкви, пацаны на изрыгающих огонь мотороллерах.
Веселые духи этих мест не любят гаджеты, социальные сети и Новый
Мировой Порядок. Их детская душа прячется в присутствии планетарного
паразита. Однако, в нашем лице они нашли внимательных собеседников.
“Я хочу в уборную” – говорит моя спутница – “но не желаю идти по
раскаленной дороге к ресторанам и объяснять свою нужду. Но и прямо
здесь делать это некрасиво, ведь все смотрят”. Возможно, именно
практика неявного надзора всех над всеми, отраженная как солнце в
воде, в душе человека, и выглядит как Всевидящее Око, изображенное на
долларовой бумажке.
“Есть две маски” – отвечают Веселые Духи Места – “трагическая и
комическая. Пусть твое лицо примет комичное или трагичное выражение,
и справляй в этой лагуне, похожей на греческий амфитеатр,
нужду на глазах у всех, никто не заметит! Горячая урина, просочившись
сквозь плавки польется в бескрайнее море”.
Было так.
ты здесь, и ты
на черных островах
за горизонтом который не дан
в ощущениях но сами ощущения
горизонт это огонь взгляда
тебя воспринимают цветы козлы
крест координат фабричные
постройки тени кустарников
все это волны того же
моря но очень медленные
горизонт это хаос суток
изменчивость твоего ветра
тем вернее найдешь черные
острова по запаху черного
кружевного белья не собьют огоньки
жилищь улитку со звездного пути
там нет людей
камень расщеплен молнией
туземцы живут во сне
кобылой времени
правят подражая
играм зародыша
перевод обратно дома рыбы был
селедка вьет гнездо из учебника
из чистого уважения проводимости
следопыта и кружевницы
дождь моет лицо
акварельные потоки ее сбитые волосы
стая кружит над нейронными ветвями
ребенка облако воображаемого
или баллистика под видом
кроссворда или
фары уже освещают
сцену трагедии
руины будущего в стране
где носят простыни и полотенца
и торжествует неуверенность
Mag Saturn so unermüdlich
Seinen Ring auch richten,
Rast der Mensch daran vorbei
Im Chaos der Geschichte.
Und des Weltenmeeres Becken
Mündet allseits ein,
Unsre Stunden sind wie Wunden,
Meere voller Wein.
Hebt den Kelch, auf unsre Schlingen,
Brüder, unser Gut
Ist das All, die Musen singend –
Des Gedächtnis Brut.
die sonne wirft ein orangefarbenesnes netz auf die wand wie auf eine beute
nach zwei verschwimmen die worte wie
auf den seiten der der zeitung suche biete sewaostopol sich im meer mischend unter
quallenaas fetzen von algensalat im regenbogenfilm
ein gehörntes seeungeheuer voll von vergorenem d.h.
einem leben ohne sauerstoff so vergiftet den menschen das denken
die toxische wirkung von allen auf alle der rausch aus der gepiercten
lippe – unser reigen um die sonne
das auge der bastardmakrele größer als die bastardmakrele selbst
auf die meeressandstrände geworfen
in der ergebnislosen jagt auf eine echse einen spatz
eine kwas-verkäuferin einen schatten auf der flucht in die berge hängengeblieben am asphalt
nennen wir es evolution soll der traum vom porösen
kalkstein die falten der liebesätze nachzeichnen
soll mein schädel ein wespennest werden heller als ein hufschlag
waschen die wellen die griechische münze
übersetzt von Irina Bondas
die strohweiber fliegen auf
die sonne ohne ende
auf goldenem grund
blick weg
meine worte sind
dein körper
meine seele
zwischen den sternen
– wer zählt bis eins?
– das wasser
wir sind Pan
summen die knochen.
помнишь пион
коралловый незаметно
теряющий за каждый
оборот желтеющего солнца
цвет как человек рассудок
пелена на прожилках только
ночью жар-птица
у зеленого берега подходит
к медленной цветочной крови воде
пенье ее пронзительно
округлые рисунки вазы
по поверхности вазы
не достают до дна
через год лепесток
в маслянистое озеро памяти
мы под водой
неглубоко навсегда
жители города дети и мертвецы
моют прозрачное дно
синька по небу течет
толпа букв перед продуктовым
апостол секунды – вырезанное лицо
на школьной фотографии
зеленый цветок в петлице
все мы внутри фотографии
кроме улетевшей птицы
говорит кукла в театре сама
сад пиздюлей под окнами
благоухет кровью
дома как грибы ночью короткою
это математика навязчивого
это усатый борец
покупает пломбир умирает
в парке оркестр
барышню сводит с ума
бесконечен ряд матрешек ума
они улыбаются нам
ворона дорого
сердечко в вату
дурак на шрам похож
печать на голове –
зеленая махабхарата
луна плывет под копирайтом
до дна водопроводного актер
нырял партийная повестка
не контекст художественного производства а
институционализированная тенденция
контекст от тени – вещь
не больше чем повстанец
берет картонный автомат
ломайте будьте поджигайте
пуста как вдох
трагичная печать
Развивались радужные флаги.
Легче пузырька Вдовы Клико
Над толпой кружился белый шарик.
Наступал одиннадцатый год.
За руки держались горожане,
А мечтатель видел в вышине
Над карнизами правительственных зданий
Смерть на обескровленном коне.