Oranienburg. Übersetzung Irina Bondas

das kz mit dem grundriss eines dreiecks,
dessen seiten gleich sind und dessen basis
den goldenen schnitt zur winkelhalbierenden bildet.

in zwanzig linien, durchtränkt von formalingeruch
liegen die baracken aufgefächert, blütenblätter
einer unruhigen pflanze, wuchern eines traumes von onkologie.

bilden chöre eines antiken theaters.
das kinotheater ist gekoppelt ans kosmogramm.
der fragmentierte körper vom filmband

aus dem hause des deutschen herstellers ig farben
reagiert empfindlich auf grüne und gelbe strahlung.
kino ist immer schattentheater, der kürzeste zeigt

in richtung des wirklichen meridians.
ermittle daran den höhenwinkel der sonne.
das aufgemalte ziffernblatt über dem eingang zeigt

sieben minuten nach elf. das grau der wände löst sich
auf im hintergrund des grauen preußischen himmels,
doch bleibt liegen wie die leiche im schnee. die sonnenuhr –

die pupille einer schwarzen sonne – ordnet die umgedrehten
bilder tief in der höhle platons,
dessen koordinaten ein zellengitter,

justiert an der erdachse, bilden. das tragödientheater:
eine sonnenfalle. strahlen dringen
durch die emulsion auf zelluloidbasis

erreichen die unbeheizten baracken mit den einzelhaftzellen.
die wände schlucken auch im sommer die wärme.
in einer davon geht oder steht stepan

bandera. über dem feldbett die decke gestopft
mit stroh, sitzen ist nicht erlaubt. am tag
der sonnenwende fällt der schatten der erdachse

durchs tor auf die höchste kante im unausweichlichen
pfeil, von dem oleh olschytsch schreibt.
gefoltert vom hauptsturmführer wirsing, die ss-männer

wolf und schulze schlagen lange, tupfen den schweiß
ab, brechen die finger beider hände, rippen,
nase, geben den stock an den anderen weiter, um zu

verschnaufen. der gefolterte körper
produziert analgetika, die euphorie, halluzinationen
bewirken können. der riss in der wand erwacht zum leben.

der schmerz fließt bunt als schillernder film, vermischt sich
mit blutströmen im gesicht, fragmente der realität,
angepasst an die grenzen ewiger reiche,

kommen kollidierend in bewegung.
die plattentektonik, treiben menschlicher gründe,
bruch im text. das land marginalia liegt

hinterm erschlafften buchstaben. dort, in wilden mustern,
mutieren die blumen zu tieren mit offenen büchern,
engeln, zweischwänzigen nixen. große sterne, ukraine.

Continue reading →

Ртутное Дитя

дерево говорит о достраивании равного темные
диалекты воды о движении это речь о речи эпос
самоедов одиссей правнук гермеса правит
ладью между утесами оледененья и высыханья

олень на одном на другом леопард резвятся
в ручьях волшебная радуга над потоком застит
небеса страшно открыть глаза наша пыльца
на ворсинках чешуекрылого – души умершей – сладка

сладость слабость тел извив к тяжелому
сердцу земли падение – помнишь чего не было? –
призраки живут всегда иначе грамматика
mutatis mutandis меняется с каждой буквой

наше ртутное дитя питается болью
ослепительное „да“ бесстрашие на дне твоих глаз

Continue reading →

تهافت التهافت

время визг расстояния в звуке
белые туфли брюки любовная роза
нежность ветвится дерево бесстыдноaverroes
оплетено геометрическим паразитом
– хорошо – склейки и прячет выходы
кроличья нора пещера Али Бабы

помнишь ночь помнишь первое что
помнишь или непоследовательность
непоследовательности араб прогуливается
меж колонн – вот гермес – телегу разграбили
арабы истина ни едина ни двойствена а
зыбь зов sog цифр пустыни а я

Continue reading →

Sonnet Identitaire

реконструкция волны из корпускул реконструкция
самоповторяющихся элементов барочного вихря по
циркуляру из москвы новая европейская красота
есть вечное возвращение равного

карета оставляет полосу конской мочи
на брусчатке не заезжий циркач (белый
кролик из черной шляпы бытие
из пустоты) реставратор наш демиург

мы маленькие люди мы живем
в музее музей утроба колониальной метрополии
под рассеяным освещением порно когда
смотритель щелкает выключателем тени выходят из тени

сливаясь в неразличимом мы кричим
„депортация! депортация! депортация! депортация! депортация!“

Continue reading →

февраль

голосов миллион
птицы или трамвая
цвет – марала белье
моя перьевая

то есть черный ему
не проснуться – присниться
на подножном корму
зимняя птица

посидеть на меже
по снегу побегать
только в жизни уже
не бывает и снега

только запах железной
дороги и сажи
это ложь в феврале
нет и запаха дажеpoetry_golosov_million

Continue reading →

Прикосновения природы

poetry_prikosnovenie_prirodyприкосновения природы
и орды грозного царя
перемывали слой породы
за оборот календаря

и только наш язык, целуя
недостижимые слова,
как разрушенье, алилуйя
преследовал свои права

вязал черемуху, черешня
черешня вечная цвела
нерастворимое конечно
душа меня с ума свела

 

Continue reading →

Одиночка

асиметрия удерживает рассудок заключенного в равновесии
от двери камеры до правой стены на пол-шага ближе чем
до левой стол табурет укрепленные в полу и ряды шконок

видеонаблюдение сводит дверной глазок на вершине пирамиды
основание которой – поверхность двери со стороны камеры
к чистому знаку всевидящего ока законы грамматики

рассматривает любое высказывание как рапорт протокол допроса
личного обыска явки с повинной разум объявивший режим молчания
досматривает проплывающие образы любой из них докажет

вмененную вину арестант лежит сидит стоит ходит кругами
на нем изумрудная роба такие носят террористы
участники вооруженных банд ни белья своего

ни нательного креста ни книг ни листа бумаги ни ручки
ни сокамерников ни часов да и время само не река
а гладь океана причинности вишну покоится на тысячеглавом

змее без конца и края все уста того что остается нашептывают
сновидцу имена забудь он их что осталось бы кроме
океана но нашептывания змея сладки

Continue reading →

Волк

заброшенный город на берегу
трех рек где или когда отмечен
голос вовнутрь пропущенный звонок
твои твои повторяют
фразу номер недействителен

волк по следу от пилочки
для ногтей царапины цвета помады
корни неглубоки далее
пористые красновато-пурпурные почвы
бедные серой

каждый хочет увидеть как ты
вытягиваешь зубами нити из швов
это начало различения света и тьмы
отсюда осенняя колея гниющее
золото в черном муравьи ползают
по ногам

что же до зверя из бездны
достаточно ощупать
шерсть вытертую ошейником

Continue reading →

VERSUS SATURNIUS

VERSUS SATURNIUS

луч пробивается сквозь розовое cтекло

словно игла под ноготь а болгарка поет
на строющейся ветке черны золотые
дети младенец сатурн пан миролюбивый

я отцветший багрянец я рассредточил

тело гниющее под снегом чтоб нанести

неотвратимый удар сглазившее себя

солнце размазывает тени это зима

говорили деревья на чертовой горе

не гуляй в красном платье но кто остановит

реку истоки ее тело как забытье
молочная пена кисельные берега

устье острие ножа природа природы то что

соединяет предметы – яд на коже ящериц
то что разъединит – доблесть поглощенность
собой без остатка это и есть остаток


Continue reading →

Semenovka. Translated by Kaspar Kado

In the morning machine guns chatter like magpies. Slaughtered cherry trees welcome the unseen shiner with the stumps of their branches.
spoil tips are bathing in fog.

And a narrow foot of Cleopatra is drowning in camel milk. A vat on the shoulders of Nubians. The pyramids here are just as black.

Nature of weapons is slumber, melting of forms, outcrop of rebars. Rust saturated concrete one centimeter deep. Same alloy is used for bars on the narrow windows of psychiatric facility in Semyonovka.

Then came Russians and tears of the prisoned madmen were mold in blast-polished alumnia. Why would you care about clumsiness of the sun blackening from charcoal?

Gleams on the ruins of soviet buildings – it is a kiss of Separis. Barbarian footprints are now a new mark of classics. Watch our twentieth century becoming the new antiquity.

If only we’d finish with freedom, pain – at first is unbearable, then goes through a body like a knife through butter. Take it with you on a boat down the snowy Nile and enjoy smell of a burning skin under red-hot metal scorching a slave brand.

Continue reading →