растревоженный гогот голосов из пивных расправляй крылья гусь ты везде найдёшь корм попадёшь на тарелку туристу
таковы границы витрувианского человека хрупкие как велосипед

отсчитывать годы по запаху лип
пространство мерять раскрытой ладонью
пространство отсутствие твоего тела
тогда мера энергии – сила которую вещь тратит на то чтобы не быть собой

недоверие цветка к собственному цветенью
поет ли соловей? светит ли светляк? какова изнанка поцелуя?

будущее смотрит на мальчика заснеженные километры озёрной поверхности кубокилометры мерзлого тумана воздух вода и земля целуются втроём

не огонь его отражение в черном озере мороз соединяет атомы моего тела на ощупь оно мокрый снег но обжигает противопожарная лестница при минус сорока вот и отнимем сорок

бесформенное тело заметает колею трактора гноит газету на первой странице манифест фронта растений далее сводки саботажа и непрекращающиеся партизанской войны

выбирай книгу – чтоб поля пошире
галерею – не более трех картин
для тебя едниственной в целом мире введен карантин

что-то в этой блаженной нехватке
более чем в полноте
напоминает твои повадки не те

на стену белую смотришь в оба
чтоб не проглядеть белизну
буквы – гуси, а строки – пусть небоскребы!

не усну

огненные головы а тела распластаны под
тяжестью собственной белизны
мы держимся за руки это ноги лемуров

по планетарной изнанке бежим на них
в розовом городе цветы вместо икон
вместо моря в твоем имени купаюсь

свет состоит из боли тело распадается на кванты и снова становится светом наркоман бросает шприц женщина прилюдно расстегивает мужчине штаны кладет ему ноги на плечи мужчина лижет ей обувь

сиамские близнецы вслепую определяют буквы ненаписанного стиха на лицах груди гениталиях друг-друга все завидуют любовникам куклы пляшут под песню о них ветер дракон откладывает сияющее яйцо третье из двух ангел или юный супруг психеи наконечники стрел неразличимы среди золотистых змеек они сама незраличимость

сминаю твой текст чувствую удар сокрушающий

НЕТ ЧЕЛОВЕК ЛЮБИТ КРАСНЫЙ ХЛЕБ ГОВОРИТ ДРУГОЙ ЭТО РУКА РАБОТЫ ИЛИ НОЧЬЮ ТОГДА ГОЛОВА НЕБА ОДИН ДВА
ВРЕМЯ БОЛЬШЕ СЕЙЧАС КАК НОЧЬ ДНЯ ТЕЛО САМОЛЕТ СЛОВА А ГОЛОС ВНУТРИ ПУСТОЙ БУТЫЛКИ
ПИСАТЕЛЬ ПОСЛЕ ЧЕЛОВЕКА РЫБА ИЛИ НЕ БЫТЬ РАЗ МОЖНО СКАЗАТЬ ТО ПУСТЬ ЧЕРНОТОЮ ВОД

женщина штурмует небо. жажда
заставляет птицy лететь беспрерывно,
не касаясь воды, столько,
сколько тебе прожить без питья.
светило проводит навигацию голубой радужки,
исчисляет перемещение военнопленной на основании
показателей магнитного поля земли,
запаха керосина, мазута.
геометрия твоего крыла изменяемой стреловидности
не соотносится с ландшафтом,
разницей в диапазоне скоростей между зайцем
и падающим на него соколом.
депутат парламента птиц, феникс,
рожденная из рабочего тела воздушно-реактивного двигателя,
оглядываешься на входе в камеру сгорания
аппарата, устремленного в солнце.
но слово тяжелее воздуха, и сила,
перпендикулярная вектору скорости, чернота,
соединяющая зерна кварца, перегной и есть
единица ангельского летного состава.
следит за исправной работой твоего сердца,
смотрит карту местности, разбитую на квадраты,
готовится к нанесению по пунктам противника
бомбового удара.

ЛИБО РАБОТОДАТЕЛЬ ЛЕЖИТ НА ЛОПАТКАХ ЛИБО ТЕЧЕНЬЕ ВОДОПРОВОДА ПРЕОДОЛЕЕТ РЫБА БУДЕШЬ ЖЕВАТЬ ЕЕ ЗЕРКАЛЬНЫМИ ЗУБАМИ НА НИХ ОСЯДЕТ СВИНЕЦ PТУТЬ КАДМИЙ
НАША РЕЧЬ НЕ О ТОМ КАКОГО РОДА ВОЙСКА БОРОДАТЫХ ГЛАГОЛОВ ПАНУЮТ В ЛЕВАНТИЙСКОЙ ДЕРЖАВЕ НИ О АМАЗОНКЕ РОЖАВЕ
А О ТОМ ЧТО ЧЕРНЕЕ НОЧИ ЗВОНЧЕ АПЛОДИСМЕНТА ПОЩЕЧИН РАЗДАВАЕМЫХ ОТ МОЕГО ДОБРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ КЛАССОВАЯ БОРЬБА